Контексты

«Теория топохрона» -- задача этой теории -- сформулировать возможность восстановления прерванной связи поколений в культуре и истории, для чего необходимо возвращение к национальной идее, которая заключается в способности народа знать правду о себе самом, о своем подлинном существовании в отведенном ему пространстве за проведенное в этом пространстве время. Адекватность восприятия самих себя как народа спасает от иллюзорных маниакальных мифов. Необходимым условием адекватности является выход за рамки евразийского мышления, характерного для постсталинской России, привязанного к термину «месторазвитие»

Топохрон и лохотрон

    "Топохрон" - понятие, введенное мною несколько лет назад, поддержанное и детализированное коллегами из Университета, как одно из фундаментальных оснований перспективной парадигмы гуманитарных наук (см. "Основания регионалистики. Формирование и эволюция историко-культурных зон". Отв.ред. А.С.Герд, Г.С.Лебедев, СПб, Изд-во СПб гос.университета, 1999, сс. 41-47).

    "Лохотрон" - фундаментальная характеристика современной российской действительности. Для непосвященных поясним - на профессиональном слэнге, поле и правила мошеннической игры уличных "наперсточников", бизнесменов и политиков.

    Топохрон - обозначение недвижимого материального объекта культуры (в отличие от "артефакта" = вещи, любого движимого произведения, изделия), который рассматривается как материализация исторического времени в культурном пространстве. Термин, расширяющий объем понятия "памятник (архитектуры, истории, археологии и т.п.)", так как оно сужает хронологический объем информации, закодированной в этом объекте: проблема, с которой сталкивался любой из специалистов в процессе изучения, реставрации, охраны и использования "памятников истории и культуры". Специалисты стремятся выявить, выделить и увековечить в "памятнике" некий, более или менее условный исторический горизонт, пласт исторической памяти - часто, жертвуя остальными (петербуржцы помнят, как ради восстановления "первоначального облика" фасада Меншиковского дворца, был уничтожен фасад Шляхетного кадетского корпуса XVIII века). Между тем, "памятник" имеет не только "историю", но и "предысторию" и "постысторию" (как и город, страна, человечество). Его информативная ценность определяется всеми этими ступенями: понять и по возможности раскрыть их все в их взаимодействии, конкретном материальном воплощении, выражающем и удерживающем связь поколений в культуре - задача, решение которой и предлагает "теория топохрона". Единство материализованных координат исторического места (топос) и времени (хронос) запечатлено, в принципе в любом материализованном объекте культуры, будь то храм, дворец, частный или типовой жилой дом, производственный корпус, мост, ограда, надгробный камень.

    Топохрон симметричен понятию "хронотоп", освоенному со времен классических работ М.М.Бахтина. Напомню: бахтинский "хронотоп", строго говоря, прежде всего - определенный способ поведения (диктующий те или иные стереотипы действий). Симметричное понятие "топохрон" устанавливает определенность этих действий: Храм диктует одни формы поведения, театр - иные. В том и другом случае, именно топохрон (храма или театра) фиксирует и удерживает архетипы культуры, которыми - через обращение топохрона в хронотоп, формируются стереотипы действия.

    Теория топохрона предназначена для адекватной ориентации личности (и социума) в историко-культурном времени и пространстве. Она обучает, например, вглядываясь в панораму Петербурга, с Дворцового или Троицкого моста, увидеть и оценить весь "семантический аккорд", заключенный в шпилях Петропавловки и Адмиралтейства, портике и монументе у Финляндского вокзала и силуэте "Авроры" возле Нахимовского училища - Училищного дома Петра Великого, Домике, Летнем дворце и Летнем саду Петра, Дворцовой набережной и Стрелке Васильевского острова. Той же адекватности ориентации можно обучить, и для освоения семантического аккорда Москвы или Старой Ладоги, равно как и Рима или Гизе с пирамидами Города Мертвых, мегаполисов типа Токио или Нью-Йорка, но и в общем, любой российской деревеньки или уездного (ныне районного) городка, растворяющего свои топохроны в ландшафтах России. Человек, адекватно чувствующий себя в пространстве-времени собственной "малой родины", освоит это пространство-время Родины великой, но и способен почувствовать и оценить его для любой иной страны, и для планеты в целом.

    Способность к этой адекватной ориентации в историко-культурном пространстве-времени, важнейшее условие адекватной идентификации, действенного самосознания личности, социума, народа. Тоталитарная идеология жестко конструировала такое самосознание, задавая однозначно-обязательные (а потому - ложные) параметры "истинной веры", во времени - "светлом будущем", или "жизненном пространстве". Заданность этих конструкций предопределяет их конечную неадекватность (ложность). Человек (индивид) должен сам вырастить в себе эти координаты, и только тогда они будут истинными и соразмерными масштабу его личности. Задача культуры - дать ему необходимый и качественный исходный материал, и обучить правилам ориентации.

    Это относится к личности также, как и к народу. "Национальная идея" - русская или любая иная, заключается прежде всего, в способности народа знать правду о себе самом, о своем подлинном существовании в отведенном ему пространстве за проведенное в этом пространстве - время. Знать, возможно полнее и честнее. Любая подмена такой правды - есть иллюзия, порождающая национальную манию. Фаза, через которую обречены были, так или иначе, пройти все народы, но которую нужно миновать как можно скорее.

    Правда легче всего опознается в сравнении. Например, Московское централизованное государство Ивана III в конце XV- начале XVI века составило полный земельный кадастр, опись имущества и повинностей, всех прикрепленных к земле крестьян, в Писцовых книгах (мы не имеем подобного для современной России, до сих пор). Аналогичную задачу для средневековой Англии король Вильгельм Завоеватель решил в третьей четверти XI века, составив "Книгу Страшного суда (Domesday-Book)". Сопоставление, небесполезное для адекватности национального самосознания. Нынешнее строительство российской многопартийной системы проходит фазу, которую та же Англия проходила в начале XVIII века (клики "вигов" и"тори" разных лагерей "феодальной номенклатуры", скупка-продажа голосов, "гнилые местечки" парламента и т.п.), а Соединенные Штаты - лет на 120 позднее, во времена молодости Марка Твена ("Журналистика в Теннеси" совершенно адекватно описывает состояние наших СМИ).

    Лохотрон, как прием игры,  построен, строго говоря, на целенаправленном искажении этой ориентации в пространстве-времени: кажется, что сейчас шарик - вот, под этим наперстком (только что - там был!), а он - вона, где! Той же неадекватности ориентации успешно добились ваучерные фонды, имиджмейкеры политиков всех мастей, средства массовой информации.

    Правда, в лохотроне есть существенная особенность: истинная ориентация - достояние посвященных (но не "лохов"). Поэтому, вероятно, в современном нашем обществе наиболее адекватное самосознание сохраняется только у бандитов, "реальных людей", "конкретных" (не принимая в расчет маньяков, везде есть - свои издержки). Или же (также) у неизвестных по численности, "нормальных людей", продуктивно погруженных в неизбывную конкретику дела, отстраненного теми или иными причинами от криминала, бизнеса, политики и средств массовой информации (тех, кто не смотрит, или во всяком случае, не звонит на телевидение). Апелляция к этим "нормальным людям", составляющим молчаливое большинство, до сих пор на крутых виражах российской истории текущего десятилетия спасала страну, по крайней мере от кровопролития Гражданской войны. Не спасла, однако, от "конкретного" кровопролития криминала. Охвативщего все уровни общественно-политического организма.

    Чем дальше от этой конкретики - тем больше, вольных или невольных иллюзий; впрочем, по мере легализации они неизбежно возникают и у законченного криминала; за пределами "зоны" и эта адекватность - размывается (потому, "вор и должен сидеть в тюрьме"). Инверсия топохрона, когда жизненные принципы "зоны" господствуют именно за ее пределами, на "воле" и создала Санкт-Петербургу конца 1990-х гг. - репутацию "криминальной столицы". А ведь, какова - столица, такова и страна. В пространстве "лохотрона" могут существовать только "воры" и "лохи". У одних - самосознание (и ориентация) - "реальные", а у остальных, именно для обеспечения этой реальности, они - неадекватны.

    Адекватность самосознания, а не та или иная стратегия экономических реформ, социальной политики, геополитического статуса - главная из проблем России 2000 года. "Кто мы, откуда, куда идем?", именно в этой последовательности, таитяне Поля Гогена в самом начале ХХ века задавали вопросы, ключевые и насущные не только для нас сейчас, но и для всего человечества, и во все времена.

    Честный ответ на этот вопрос мы не смогли, а скорее, побоялись дать себе в начале десятилетия, на рубеже 1990-91 гг., когда "социалистический мир" и Советский Союз переживали последний (предсмертный) "момент истины". Что ж, может быть "пациент не вполне жив" и в 1999-м еще не поздно вернуться к этим, непоставленным вопросам, с позиции исторического реализма. Правда, теперь груз ответственности за всю предыдущую ложь должны разделить, и с создателями, и с защитниками, и с могильщиками рухнувшего тоталитаризма - строители нового строя "реформируемой России". То есть, в конечном счете, все мы. Попробуем обозначить некоторые исходные параметры решения этой нелегкой задачи.

    "Топохрон России" (точнее, конечно, "макротопохрон", сложно организованную культурно-историческую пространственно-временную структуру) отличают, по крайней мере, три базовых характеристики.
Первая из них, действительно уникальна: в культурном пространстве планеты, только Россия изначально граничит не только с другими культурами (при этом, всеми ветвями мировой цивилизации), но и с принципиально недоступным культуре (и обитанию) естественным приполярным пространством Природы. Арктическое пространство определило рубеж для нормального человеческого обитания (по крайней мере, акватория Ледовитого океана), мы живем на границе человеческого Бытия и Не-Бытия.

    Эта особенность лишь отчасти присуща еще немногим, точнее - всего 5 из 180 стран мира: строго говоря, с нами ее делит Норвегия на окраине Скандинавского полуострова, Канада в Северной Америке, Соединенные Штаты (после того, как приобрели у нас Аляску) и островная Исландия, заповедник североевропейской культуры в Северной Атлантике (может быть, добавится Гренландия, если эскимосы-иннуит добьются полного суверенитета). Однако Россия превосходит все эти страны, вместе взятые, протяженностью этой границы, по сути - планетарной границы Культуры и Природы.

    Отсюда - вторая особенность. В вечном противоборстве и взаимодействии Бытия и Небытия, наше национальное пространство-время приобрело качества, отличные от аналогичных координат других мировых культур. Россию характеризует постоянно "развертывавющееся пространство" (исчерпав просторы Евразии и возможности Севморпути, страна первой вышла - в околоземное пространство Космоса) и "сплющенное", прерывистое время, с циклическими "разрывами исторической памяти" ( Древней Руси, допетровской эпохи, царской России, советского строя). Эти координаты российской ментальности (самосознания) отличны и от европейской, западной , основанной на "векторном времени" в компактном пространстве с постоянно уплотняющейся сетью коммуникаций, и от восточной (концентрическое пространство, кольцевое время).

    Третье: в развертывании культурных коммуникаций Россия, проходя временные "циклы" подобные циклам "азиатского времени", периодически выравнивала свое время - с европейским, "векторным временем" христианской культуры (направленной от Сотворения мира к его концу и Страшному суду). Это выравнивание достигалось приемом, который я десять лет тому назад определил как "опережающие прорывы" ("Знание - сила" 5/89).

    Последние из таких прорывов неразрывно связаны с судьбою и функцией Петербурга-Петрограда-Ленинграда, готовящегося встретить свое 300-летие, снова как Санкт-Петербург. Начало Новой истории России, Революция 1917 года, сменившая Российскую империю на Советскую, Ленинградская блокада 1941-44 гг., в разгаре Второй Мировой войны, и наконец, возвращение Имени города как акт возрождения самосознания в тысячелетнем процессе освоения пространства Евразии - ступени общенационального и мирового процесса движения человечества к новым формам существования на планете, идущим на смену индустриально-урбанистической цивилизации.

    Санкт-Петербург создал высший для России эталон урбанизма, основанный на максимальной мобилизации национальных ресурсов для обмена или переработки их в образцы продукции, отвечающие высшим стандартам мировой культуры. Функция города, миссия его для страны и мира заключается именно в этом "феномене Петербурга". Плод "петербургского синтеза" культур - новый тип, стандарт и стиль урбанизма, с петровских и екатерининских, до сталинских и брежневских времен, последовательно преобразовывавшие (и преобразовавшие) культурное пространство Евразии. Губернские, областные, уездные и районные города России, включая центры Сибири и Дальнего Востока, как и столицы Союзных республик, и многие города стран "социалистического лагеря" от Эльбы до Желтого моря, к последнему десятилетию ХХ века приобрели облик, основанный на градостроительных нормах петровского Просвещения, стилистике екатерининского и сталинского классицизма, удержанной даже в типовом проектировании ленинградских рхитектурных мастерских, обучивших Москву и обслуживавших все города Советского Союза.

    Поэтому, функция Петербурга в III тысячелетии от Рождества Христова должна быть определена не столько как "культурная столица" (совершенно нереалистичная в состязании с Москвой), но прежде всего и исключительно "столица культурно-исторического наследия России".

    Этот вывод является в итоге мучительного "перебора вариантов" в диапазоне минувшего десятилетия: от "свободной экономической зоны" и "финансовой столицы" или "олимпийского (в крайнем случае, хоккейного) Петербурга", наконец приведя к признанию мирового значения, хотя бы Юбилея 300-летия Петербурга в 2003 году.

    Юбилей, однако, требует решения самого больного вопроса: надо понять, что наиболее "реальная" (конкретная) из материальных ценностей современного Санкт-Петербурга, его недвижимость (realty), это прежде всего - архитектурное и культурно-историческое наследие (heritage). Следовательно, обеспечить и реализовать полученный ровно десять лет тому назад статус Исторического центра и пригородов Санкт-Петербурга как объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО, с соответствующими нормативами и приоритетами городской политики и экономики. То есть, активно действующий и небесприбыльный нынешний петербургский "лохотрон" осознать, оценить и осмыслить как "топохрон" России, обладающий самоценным, национальным и мировым значением.

Глеб Лебедев

(СПб гос.университет, центр "Петроскандика", СПб филиал РНИИ культурного и природного наследия Министерства культуры РФ и РАН)