Арт-Мансарда А. Китаева

Раф
Выставка Р. Мангутова [2001 год]

Время от времени, иногда раз в год, иногда реже, я достаю коробку с фотографиями, на которой короткая надпись "Раф". Рассматриваю их: много начинаний, проб, "почеркушек", как говорят художники. Грубо обрезанные, без ретуши, плохо отглянцеванные. Но что-то в них манит и чарует. Каждый раз удивляюсь талантливости, мастерству и одержимости их автора, Рафаэля Мангутова. И печалюсь о его фотографической судьбе, и вспоминаю...

Раф - так мы его звали в дни споров, планов и надежд. И шутили, говоря о нем: "единственный Рафаэль среди фотографов". Он и держался Рафаэлем - королем Возрождения.

Был то общителен, то непроницаем, и всегда непредсказуем! Часто был скрытен, но не скрытностью скупца, а как бы обволакивал себя добродушно таинственной аурой: недоговаривал, намекал, интриговывал... Уходил от ответов на прямые вопросы так ловко, что и сам вопрошающий забывал, о чем спрашивал, втягиваясь в какую-то игру, пересыпанную шутками и байками, и уводящую, уводящую разговор далеко в сторону.

Никогда не выдавал секретов своей фотографической "кухни". И сейчас, спустя полторы дюжины лет профессионалы, разглядывая его снимки, которых сохранилось всего ничего, да и те - выхваченные поклонниками из помойного ведра, гадают: "как он это делал?"

Одержимый, "уколовшись импульсом к фотографии" (Савчук), он снимал много, запойно. А потом, - маг, колдун - шаманил в лаборатории, доводя, подчас неудачный и, на первый взгляд, не стоивший того сюжет, до блеска, до одному ему известного совершенства. Чтобы тут же выбросить его в мусорную корзину и опять идти снимать.

Тогда, в середине 70-х, мы, только-только вырвавшись из под цензурного гнета, бросились снимать чернуху, социальность, ерничали над набившей оскомину социалистической действительностью с ее фальшью и ханжеством. Тогда мы еще не знали, что все это есть в любой стране. А он снимал балет. Балет Эйфмана. И как снимал!

В остальном - традиционные жанры: город, натюрморт, портрет, "Ню". Много автопортретов. Что это? Что он хотел увидеть-разглядеть в себе? Или импульс был так силен, что за отсутствием модели фотографировал себя самого?

Много женщин. Обнаженных, и не совсем... Почти нет красавиц. По общепринятым меркам. Ему годились все, он из любой готов был сделать принцессу, чаровницу, таинственную и эротичную незнакомку.

То же и в натюрморте - все, что попало под руку, могло стать поводом для высказывания, или, по крайней мере, попытки высказаться. Совмещал в кадре заведомо несовместимые, до него никем в изобразительном искусстве не совмещаемые предметы, и - колдовал, колдовал...

Его город в каких-то, то таинственно мерцающих, то графично вычерченных, деталях декоративного убранства, снятых с совершенно немыслимого, непонятно как увиденного ракурса. И в том же ореоле Тайны, что и фотографии в других жанрах.

Пишу о живом, как о неживом: фотографии уничтожил, фотографировать перестал... Живем в одном городе, а ощущение - на разных полюсах планеты. Куда-то эмигрировал. В какую-то иную социальную среду. Петербург, некогда с такой любовью им снимаемый, так многослоен, что в нем возможно никогда не пересечься, гуляя по одним и тем же улицам.

P.S. Говорят, теперь он крут. Кто-то видел его с охранниками и радиотелефоном в руках. Верю! Чего-чего, а куража в нем всегда хватало!