|
|
Сельская акварель
Выставка Л. Таболиной [2001 год]
|
"Затем, что истинное знанье
Уже поверх добра и зла
Освобождает от призванья,
Стирая признак ремесла."
Г. Колосов
Изредка встретишь человека столь гармоничного, что разнообразие его трудов не
выглядит промахом судьбы или разбросанностью, лишающей возможности полно реализоваться в чем-то одном.
Понятие "Божий дар" как нельзя лучше характеризует фотографический талант
Людмилы Таболиной. Трудно сказать, что в ее жизни занимает или занимало первейшее место?
Вскармливание семьи? Научная работа? Фотография? Все, что она делала, исполнялось с истовой
добросовестностью, потому и достигало результата. Но послушаешь Людмилу, может
сложиться впечатление, будто все вокруг только и занимались вытягиванием ее на путь
фотографического успеха. Однако скольких людей тащут к цели, а те только отбиваются ногами да
обвиняют окружающих. Особенная сила Людмилы состоит в щедрой благодарности ко всем и ко всему
вокруг. Может быть потому природа с готовностью распахивает перед ней свои тайные намерения? А
может быть, главный секрет природы и состоит в готовности открыться своему человеку, чтобы
найти себе выражение скупыми средствами черно-белой фотографии? Подлинная
художественность проявляется там, где максимум выразительности достигается минимумом средств.
И опять загадка. Сколько потребовалось Людмиле терпения и мужества, чтобы пройти путь
запоздалого ученичества, не спасовать в течение двух долгих лет перед тупиками провалов? Это в
дешевых романах мучительный поиск художника обрастает богемной сладостностью. В жизни же нет
ничего романтического в барахтании посреди неудач, когда совесть на разные голоса зовет к
простыми бытовым заботам. Жизнь духа ревнива к чужим слабостям, но еще больше - к проявлениям
силы. Тайна тяготеет к открытию, но не гарантирует его. Часто это тяготение и тяготит, и
отягощает, не насыщая ни ума, ни веры. Может быть, ключ надобно искать в несуетности этого
человека, в отсутствии у нее тщеславных грез?
Вопросы, на которые я ищу ответ, чтобы понять, с чего началась Людмила Таболина.
Л.Т.- ...Не могу не начать с "Зеркала". Почти вся наша фотографическая элита так или иначе прошла через него, даже те, кто там не задержался. Самое важное, что там было общение. С другими, с непохожими. Кто-то снимал жесткий социальный репортаж, кто-то занимался формотворчеством. Спасибо Жене Раскопову за то, что создавал условия для такого общения. В какой-то мере все мы прошли школу советской фотожурналистики. Не в том смысле, что каждый впитал в себя ее заповеди, а в том, что все оттолкнулись от ее берега.
П.Б.- Как ты нашла свою стезю?
Л.Т.- А я ее не искала.
П.Б.- Ну, как она нашла тебя?
Л.Т.- До поры до времени фотография не была для меня делом жизни. Занималась с огромным интересом высокомоллекулярными соединениями нефти в своем Технологическом институте. Но в фотографии чувствовала себя только любителем. Занималась ею эпизодически. Это было глотком воздуха в духоте быта. Постепенно интерес к ней почти утратился. Я продала свою нехитрую аппаратуру, раздала все лабораторное оборудование, вплоть до кювет 30х40. Оставила одну камеру, чтобы снимать "для дома для семьи". На этом и рассталась бы я с фотографией, если бы не Женя Раскопов. Он проявил мои завалявшиеся с лета пленки, напечатал фотографии выставочного формата, (когда дело касалось работы на его тщательно настроенном увеличителе, он не доверял никому) и уговорил поехать в Рязань на выставку "Фотографируют женщины". Там и встретилась с Георгием Колосовым, который подарил мне свой мягкорисующий объектив со словами: "Расплатишься шедеврами".
П.Б.- И пошли шедевры?
Л.Т.- В том то и дело, что не пошли. Не получалось.
П.Б.- Не получалось что?
Л.Т.- Не видела СВЕТА. Видела пространство. А свет не видела. Дело еще в том, что колосовский "монокль" был не от зеркалки, а присоединялся к "Киеву" с параллаксным дальномером. Может быть, если бы я визировала прямо через этот объектив, мне все открылось бы раньше. Потом, постепенно стало что-то иногда брезжить... Колосов никогда не ругался. Молча раскладывал мои "шедевры" кучками... Он замечательно терпеливый человек. Теперь периодически пробую снимать резкими объективами. Совершенно другой эмоциональный настрой.
На самом деле Людмила может снимать иначе. В ее коллекции нередки сугубо
конструктивные композиции, нежданно порывающие с избранным стилем. Она точно улавливает тонкую
динамику нестабильного равновесия, иногда как бы пробуя силы в разрушении неназванных заповедей пикториальной школы.
П.Б.- Над тобой подшучивают, что ты ездила в Америку, а привезла оттуда то же самое.
Л.Т.- Да, смеются. Говорят, зачем надо было так далеко ехать, если этого тут в избытке.
П.Б.- А зачем ездила?
Л.Т.- Не отказываться же, раз пригласили.
П.Б.- И вела там собственный творческий семинар?
Л.Т.- Рассказала, что знаю. Ни с чем не сравнимое удовольствие получила от профессионально оснащенной лаборатории. Мне все время напоминали, что пора отдыхать. А я печатала и не могла остановиться.
П.Б.- Что же не осталась там? Тебе тут уютно?
Л.Т.- Здесь мое место на Земле. Тот дом, в котором я выросла. "Где родился, там и пригодился." И во сне около деревенского дома себя вижу.
П.Б.- Это тот самый дом, в котором ты теперь живешь летом?
Л.Т.- Да. Позже, попав в Петербург, я влюбилась в него бесповоротно и навсегда.. Это мои отправные координаты. И лес, и покосившиеся деревенские избы, и наш город со следами былого величия. Я нахожу здесь пищу моим "моноклям" (их у меня теперь два: широокоугольник и портретник).
Моноклем сегодня снимает не так уж мало народу. Мягкий рисунок в принципе позволяет
отбросить излишнюю протокольность каждой детали, сразу сообщая зрителю о главном. Это
чарует. Но за первым впечатлением скрывается второй слой. У огромного большинства людей,
обремененных фотоаппаратурой, этот второй пласт беднее первого. Поэтому пристальное
разглядывание фотографий подчас разочаровывает. Людмилу Таболину как раз отличает глубина
второго дыхания. Ее фотокартины открываются второму взгляду. И глазу остановившегося зрителя
вдруг предстает тайна, угаданная в детстве, но позабытая впопыхах в нашей круговерти. Языческая
сказка берендеева леса, сидящие в предчувствие шторма на парапете чайки, блокадная пустынность у Калинкина моста...
П.Б.- Поделись, как тебе открываются твои сюжеты?
Л.Т.- Ведь как занимаешься фотографией? Делаешь что-то нужное, копаешься в огороде и вдруг видишь на грядке или рядом - вот он кадр. Бежишь за камерой. "Землю попашет - попишет стихи".
П.Б.- Вот ты говоришь, что здесь твое место. А если бы у тебя был мешок денег, тебе не захотелось бы потратить их, чтобы куда-нибудь поехать?
Л.Т.- Конечно хотелось бы!
П.Б.- Куда?
Л.Т.- В Индию. (В Калифорнии я была.) Тибет хотелось бы посмотреть, вообще горы. Пустыни. В Японию очень хочу. Ощутить себя в другой гармонии, в другой точке пространства. В Рим хочу. В Париж. В Венецию, конечно. Море хотелось бы ощутить.
П.Б.- Ты и так живешь на море.
Л.Т.- Нет, я хочу увидеть и пережить это по-настоящему.
П.Б.- А нужен тебе в поездке фотоаппарат? Не становится он помехой?
Л.Т.- Фотоаппарат мне не мешает. Но я прекрасно осознаю, что приехав в новое место, не должна рассчитывать на шедевры. В этом смысле многие фотографы напрасно обольщаются: "вот я поехал бы куда-нибудь, там уж я снял бы". Если у тебя творческий кризис, перемена места сама по себе ничего не изменит. Надо измениться внутри. Другое дело, что перемена места может способствовать обретению нового качества.
П.Б.- А везение? Веришь ты в везение?
Л.Т.- С везением все не так просто. Оно не бывает даром. Ничего нам зря не дается. Человек попал в катастрофу и не погиб. Но он не просто уцелел и все. Он был на грани. Пережил и приобрел страшный опыт. Не бывает случайных вещей. Из творческого кризиса выходят, освоив прием. Человек должен обретать духовную мудрость. Напрасно надеяться, что все принесут на блюдечке с голубой каемочкой.
П.Б.- Я пытаюсь понять, как же все-таки ты приходишь к своим снимкам? Готовишься ли к ним? Многие говорят, что никаких домашних заготовок не признают.
Л.Т.- Мне не приходится работать по заданию. Но если бы пришлось, без сомнения составляла бы план, какие-то ключевые позиции...
П.Б.- Как в науке?
Л.Т.- Да, как в науке.
П.Б.- А тебя не вытряхивает фотография?
Л.Т.- Вытряхивает и награждает. Конечно, несколько часов сосредоточенного внимания во время съемки - это труд. Но проходит какое-то время, и... Но повторяю, я практически почти никогда не снимаю по заданию.
П.Б.- У тебя есть претензии к себе?
Л.Т.- Мне очень жаль, что у меня мало сил для сопротивления: я не способна спорить (очень быстро истощаюсь), не могу остановить хамство, для меня изнурительно отстаивать свою точку зрения. Хотя понимаю, что иногда это необходимо.
П.Б.- Как происходит, что ты снимаешь то, чего даже не можешь увидеть в визире? Какую работу необходимо проделать, чтобы родилась интересная фотография? То есть искренняя, оригинальная и отвечающая истине. Каким образом человеку вообще даются открытия?
Л.Т.- Я скажу банальность. Фотография это частный случай. Каждый из нас - зеркало. В каждом из нас отражается весь мир, но отражается по-своему. Если мы все кривые, то мир может таким и остаться в действительности. И портрет правительства, которым недовольны, формируется нашим общим окаянством. Чего можно ожидать, если мы поколениями были отлучены от веры, охранявшей нашу нравственность?
Сегодня, когда дозволено говорить абсолютно обо всем, кто-то торопится выволочь на
всеобщий позор свое естество. Но право говорить в полный голос надо еще заслужить. Произносимое
Людмилой, как и демонстрируемое ею на выставках, продумано и выстрадано. Потому успех ее
справедлив и избирателен. Неторопливо и усердно подбирается мастер к скрытой от большинства
глубинной сути. Ее снимки невозможно имитировать, как невозможно прожить за нее нестандартный путь к признанию.
Людмила Таболина родилась в нескольких километрах от Вышнего Волочка.
Жила-училась в этом старинном городе, рисовала в кружке Дома пионеров. Потом - Ленинград,
Технологический институт, наконец - звание КТН. В Союзе фотохудожников России - с 1992 года.
"Моноклем" стала снимать всего семь лет назад. За плечами - участие в более чем двух
десятках выставок и семь персональных экспозиций. Последние две из них прошли в ЦВЗ
"Манеж" - в рамках "Третьей Петербургской фотоярмарки" и на родине - в Вышнем Волочке. Что
можно пожелать этой стойкой и целеустремленной женщине, чего у нее еще нет или не было? Думается,
то, чем она владеет, открывает путь к исполнению главного урока, уже начатого ею. Чувство
насущного позволяет ей воспринимать сделанное, не как итог, а как сумму этюдов на подступах к предстоящей работе.
"Художник, выстрадавший слово,
Обозначай огонь золой,
Но если истинное ново -
Всегда прозрачен первый слой.
Дойдет до пристального глаза
Необозримой глубиной
Подозреваемый не сразу,
Едва очерченный второй.
А адресат - во тьме столетий:
Душа далекая одна,
Соединясь, откроет третий,
В котором вовсе нету дна."
Георгий Колосов
Автор текста -- Павел Бояров
|
