Библиотека

О. Э. Мандельштам

Стихи о неизвестном солдате

Этот воздух пусть будет свидетелем --
Дальнобойное сердце его --
И в землянках всеядный и деятельный --
Океан без окна, вещество.

До чего эти звезды изветливы:
Все им нужно глядеть -- для чего? --
В осужденье судьи и свидетеля,
В океан без окна вещество.

Помнит дождь, неприветливый сеятель,
Безымянная манна его,
Как лесистые крестики метили
Океан или клин боевой.

Будут люди холодные, хилые
Убивать, голодать, холодать,
И в своей знаменитой могиле
Неизвестный положен солдат.

Научи меня, ласточка хилая,
Разучившаяся летать,
Как мне с этой воздушной могилою
Без руля и крыла совладать?

И за Лермонтова Михаила
Я отдам тебе строгий отчет,
Как сутулого учит могила
И воздушная яма влечет.

3 марта [1937, Воронеж]

(2)
Шевелящимися виноградинами
Угрожают нам эти миры,
И висят городами украденными,
Золотыми обмолвками, ябедами --
Ядовитого холода ягодами --
Растяжимых созвездий шатры --
Золотые созвездий миры.

(3)
Сквозь эфир десятичноозначенный
Свет размолотых в луч скоростей
Начинает число, опрозраченный.
Светлой болью и молью нулей.

А за полем полей поле новое
Треугольным летит журавлем --
Весть летит светопыльной дорогою --
И от битвы вчерашней светло.

Весть летит светопыльной дорогою --
Я не Лейпциг, не Ватерлоо,
Я не Битва Народов. Я -- новое, --
От меня будет свету светло.

В глубине черномраморной устрицы
Аустерлица погас огонек --
Средиземная ласточка щурится,
Вязнет чумный Египта песок.

(4)
Аравийское месиво, крошево,
Свет размолотых в луч скоростей --
И своими косыми подошвами
Луч стоит на сетчатке моей.

Миллионы убитых задешево
Притоптали тропу в пустоте,
Доброй ночи, всего им хорошего
От лица земляных крепостей.

Неподкупное небо окопное,
Небо крупных окопных смертей,
За тобой -- от тебя -- целокупное --
Я губами несусь в темноте.

За воронки, за насыпи, осыпи,
По которым он медлил и мглил,
Развороченных -- пасмурный, оспенный
И приниженный гений могил.

(5)
Хорошо умирает пехота,
И поет хорошо хор ночной
Над улыбкой приплюснутой Швейка,
И над птичьим копьем Дон-Кихота,
И над рыцарской птичьей плюсной.
И дружит с человеком калека:
Им обоим найдется работа.
И стучит по околицам века
Костылей деревянных семейка --
Эй, товарищество -- шар земной!

(6)
Для того ль должен череп развиться
Во весь лоб -- от виска до виска, --
Чтоб его дорогие глазницы
Не могли не вливаться в войска?
Развивается череп от жизни
Во весь лоб -- от виска до виска, --
Чистотой своих швов он дразнит себя,
Понимающим куполом яснится,
Мыслью пенится, сам себе снится --
Чаша чаш и отчизна отчизне, --
Звездным рубчиком шитый чепец --
Чепчик счастья -- Шекспира отец.

(7)
Ясность ясеневая и зоркость яворовая
Чуть-чуть красная мчится в свой дом,
Словно обмороками заговаривая
Оба неба с их тусклым огнем.

Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди -- не провал, а промер,
И бороться за воздух прожиточный --
Это слава другим не в пример.

Для того ль заготовлена тара
Обаянья в пространстве пустом,
Чтобы белые звезды обратно
Чуть-чуть красные мчались в свой дом?

И сознанье свое заговаривая
Полуобморочным бытием,
Я ль без выбора пью это варево,
Свою голову ем под огнем?

Чуешь, мачеха звездного табора --
Ночь, что будет сейчас и потом?

(8)
Наливаются кровью аорты,
И звучит по рядам шепотком:
-- Я рожден в девяносто четвертом,
Я рожден в девяносто втором...
И, в кулак зажимая истертый
Год рожденья с гурьбой и гуртом,
Я шепчу обескровленным ртом:
-- Я рожден в ночь с второго на третье
Января в девяносто одном.
Ненадежном году, и столетья
Окружают меня огнем.

[Февраль -- март 1937, Воронеж]

Закрыть